Кавказец
Он объяснял, что он такого года
рождения, по матери абхаз,
а по отцу грузин. – Что тут такого,
что я грузин? – негодовал Алхас.
Он рассуждал, как будто вёл сраженье
со мной, причём на воздухе, летя.
Дивился я его происхожденью,
как чуду удивляется дитя.
Кем он мне был, знать было мне откуда?!
В его лице я видел Гудермес,
он говорил, что родом он оттуда,
но не сказал, как очутился здесь.
Кем он мне был? Он мог бы быть мне братом
и он им был. И брат мой был богат
одной душой огромной, необъятной.
Как мне тебя тут не хватает брат!
В его крови Абхазия плутала,
и бунтовала Грузия, плыла.
В его крови Абхазия пылала,
и Грузия свои бои вела.
Он сохранил в себе черты Кавказа.
Теперь, когда его со мною нет,
я вижу, что он пишет, ищет фразу,
в которой так нуждается поэт.
Писать стихи – его перо свободно
и мне не надо боле ничего.
Он говорил, что девочка – «гогона»,
он говорил, что девушка – «гого».
Так он учил в свободные мгновенья
грузинскому меня ученика.
Он мне читал свои стихотворенья.
Так я постиг уроки языка!
Я полюбил язык и речь грузина
и с обожаньем стал следить за тем,
как меж собой общаются грузины,
как ни один из нас, нигде, ни с кем.
Он говорил, что родина – «самшобло»,
он говорил, что женщина – «кали».
Я мучил свой язык и мучил горло,
когда читал грузинские стихи.
Он был не злым и скаредой на слово
не слыл. Писал стихи. Любил собак.
Когда не шли стихи, ходил (злословил)
по комнате и не щадил табак.
В такие дни он был серьёзным, строгим,
его другие языки влекли.
Не по его ль вине вот в эти строки,
его черты характера легли?!
Он пояснял, что карандаш – «панкари»,
он повторял, что улица – «куча».
И я писал, что «биты» – это парень
и что «сантели» – это есть свеча.
Так я учил язык неимоверный,
который обожаю и люблю.
Но где же ты, мой брат, мой несравненный?
Кому я эти строки подарю?
Где б не был ты, в Абхазии соседской,
иль в Грузии, не менее родной,
люби, ревнуй, бунтуй, ликуй и бедствуй,
но будь же здрав и цел, и будь живой.
10 октября 2000 года
